Но Сергей воспринимал все это, как временные трудности. В его жизни бывали проблемы, которые казались неразрешимыми, но он их все–таки решал. И сейчас он был уверен, что все будет нормально. Однако ситуация для него значительно осложнилась. Теперь он разрывался между комсомольской работой и преподавательской, соглашаясь ради «часов» на любую нагрузку. В библиотеке он теперь почти не появлялся, работа над диссертацией была отложена. Недовольный этим его «шеф», профессор Сокур, вынужден был его предупредить:
— Имейте в виду, Сергей, если Вы не представите текст диссертации на кафедру вовремя, я Вам ничего не гарантирую.
Сергей понимал, что профессор намекал на его перспективу оставления на кафедре, так как срок его аспирантуры заканчивался. Но он ничего не мог сделать, времени катастрофически не хватало.
В комсомольских делах ему очень помогал его заместитель и друг Борис Флокс.
Боря учился на режиссерском факультете, поэтому был почти ровесником Сергея. В свое время он познакомил Сергея с некоторыми молодыми режиссерами и балетмейстерами, Виноградовым, Гордеевым и другими. Эти ребята были несколько старше Сергея, они уже прошли свою жизненную школу и знали, чего они хотели. С ними ему было интересно общаться. Сенсацией театрального сезона в этот год были «Хореографические миниатюры» Якобсона, в постановке которых эти ребята принимали активное участие.
Борис был сыном известного в послевоенные годы советского певца Ефима Флокса, с которым однажды познакомил своего друга. Они жили втроем вместе с сестрой отца в старом питерском доме на «Пяти углах». В их небольшую трехкомнатную квартиру вход с лестничной площадки вел прямо в кухню. Вероятно здесь «раньше» был «черный ход» для прислуги.
Старший Флокс оказался бодрым стариком лет шестидесяти с хорошим чувством юмора. Их знакомство началось с фразы:
— Молодой человек, Вы любите коньяк?
Сергей разбирался в коньяках неплохо. И он ответил честно:
— Да, люблю, но давно его не пробовал.
Но старик настаивал:
— Вы меня не поняли, коллега. Я Вас спрашиваю, Вы любите коньяк, как люблю его я?
— Наверное, нет, — ответил Сергей, пока не понимая, к чему клонит собеседник.
Борис сидел на табурете у кухонного стола и явно наслаждался разговором.
— Так вот, Сережа, — перешел на фамильярное обращение известный советский баритон. — Я Вам сейчас покажу, что такое настоящий коньяк.
— Достань–ка наш графинчик, — обратился он к сыну.
Борис вышел из кухни в соседнюю комнату. Сергей видел через открытую дверь, что он открыл старый «сервант» и взял обычный круглый стеклянный графинчик, который был, наверное, в каждом послевоенном доме, и три малюсенькие граненые рюмочки.
Ефим Флокс разлил по рюмочкам светло–коричневую жидкость из графинчика и предложил:
— Будем здоровы!
Сергей почувствовал, что напиток был, действительно, хорошим, мягким и приятным на вкус, который ему что–то смутно напоминал.
Выпили по второй.
— Пить коньяк надо обязательно с лимончиком, — прозвучала рекомендация. — Вкус коньяка воспринимается по контрасту.
После третьей рюмки последовал вопрос:
— Ну, как? Что Вы теперь можешь сказать?
Сергей не мог ничего сказать, кроме того, что коньяк был безупречен. Но он не понимал, где здесь подвох.
— Так вот, — преступил к самому главному отец Бориса. — В своей жизни я любил по настоящему только две вещи: пение и коньяк. И выпил, поверьте, молодой человек, немало хорошего и разного коньяка. О чем вспоминаю с удовольствием. И заметьте, это мне не мешало петь, даже наоборот. Но так как в последние годы петь мне не дано, то теперь я могу посвятить свою жизнь второму моему увлечению. Однако приобретать хороший коньяк мне теперь не по карману, пришлось самому освоить его технологию.
Он повернулся на своем табурете к рядом стоявшей газовой плите.
— Вот на этом заурядном бытовом аппарате я создаю чудесную гармонию вкуса.
Глядя на заставленную кастрюлями плиту, Сергей недоуменно посмотрел на Бориса. Тот улыбался:
— Действительно, на этой плите по своему особому рецепту отец делает этот коньяк, используя перепонки грецкого ореха, — сказал он.
— И заметьте, Сережа, на протяжении уже многих лет я не употребляю никаких других напитков. Даже чая! И, как видите, вполне здоров и бодр.
В тот вечер графинчик был выпит до дна. Сергею нравилось бывать в гостеприимном доме Флоксов, но бывал он там редко. В последнее время перестал бывать там вообще.
Именно от Бориса Сергей узнал, где проводит свое свободное время его жена.
После своего возвращения из Киева Лариса очень изменилась по отношению к Сергею. Стала капризной и раздражительной. Разумеется, никакими «домашними» делами она не занималась под предлогом занятости. В консерватории они общались изредка, случайно встретившись в коридоре. Все чаще, вернувшись, уставший вечером в пустую квартиру, Сергей не заставал жену, которая появлялась довольно поздно, иногда заполночь. На его вопросы она обычно отвечала какими–то явными отговорками или просто отмалчивалась. Наконец, однажды ее «прорвало»:
— Ты мне совсем не уделяешь внимания! И вообще, ты оказался совсем не такой, каким я тебя представляла. На самом деле ты какой–то… — она подбирала слово, — приземленный, что–ли. Ты погряз в повседневности. С тобой мне скучно! А я хочу жить интересно и весело. И поэтому не желаю прерывать связи со своими друзьями, которых я чуть не потеряла из–за тебя!
Сергей был ошеломлен ее яростной откровенностью. Он сознавал, что в чем–то она права. Он, действительно, не мог в последнее время уделять ей столько внимания, как раньше. Но ведь сейчас главное было выжить! Не потерять всего, что было достигнуто. Неужели, она этого не понимает? Или ей это безразлично?!
— А почему ты не можешь познакомить меня с твоими друзьями? — еще не придя в себя от растерянности, спросил Сергей. И сразу понял, что этот вопрос не следовало задавать, так как ответ был очевиден.
— Ты что, смеешься? — принужденно расхохоталась Лариса. — Посмотри на себя! Как я могу ввести тебя в нашу кампанию? Что ты там будешь делать? Кому ты интересен? Да, ты знаешь, кто там?!
Она осеклась, сообразив, что сказала лишнее.
Сергей психанул и наговорил тогда много резкого и, может быть, обидного…
Этот разговор не имел продолжения. Поздние возвращения продолжались. Однажды Лариса вообще не пришла ночевать, сказав, что переночевала у своей старой квартирной хозяйки. Под предлогом ее беременности их близкие отношения давно прекратились.
Теперь от своего друга Сергей узнал, что кампания «старых друзей» Ларисы, действительно, состоит из «элиты» молодых консерваторских преподавателей и известных в городе музыкантов. Они «весело» проводят время на квартирах и в ресторанах. Во главе этой кампании, ее «вождем» является сын ректора консерватории. Об этих кутежах знают все «посвященные», но вроде как, это не выходит за «рамки приличия».
— Ты разве об этом не знал? — удивился Борис.
— Нет, откуда? — ответил Сергей. — Но как Лариса попала в эту кампанию?
— Видишь ли, Сережа, я тебе друг. Поэтому спроси об этом сам свою жену…, если сможешь, — неожиданно жестко закончил он разговор.
Естественно, Сергей не стал об этом спрашивать Ларису. Вскоре она оформила академический отпуск и уехала к родителям в Киев.
Незадолго до Нового года он узнал, что она родила сына!
Все прошедшее было забыто. Сергей бросил все дела (благо, занятия закончились) и полетел в Киев. Билетов на нужный ему рейс в аэропорту Пулково не оказалось. Но девушка–регистратор, посмотрев телеграмму, сама подвела его к стюардессе и попросила ее провести Сергея в самолет. Стюардесса уступила ему свое служебное место, и он долетел до Борисполя с комфортом… бесплатно!
Он успел встретить Ларису из роддома. Глаза ее светились от радости. Маленькое существо было серьезно и симпатично. Сергей был счастлив!
Начались бессонные ночи и наполненные хлопотами дни. Как–то быстро почти все «дела» перешли к Сергею. Лариса кормила ребенка и потом «отдыхала» в перерывах между приемами гостей и поздравлений. Родители, естественно, были заняты на работе. У Сергея сложилось странное впечатление, что родители Ларисы никогда не имели дело с новорожденным. Во всяком случае, они оказались совершенно неподготовленными к встрече с внуком. Поэтому они не хотели даже слышать о возвращении Сергея в Ленинград.
— Ты что, хочешь бросить на нас своего сына?! — искренне возмущалась теща.
Между тем время шло. Прошли новогодние праздники, заканчивался январь.
Сергей понимал, что его затянувшиеся «каникулы» могут обернуться для него большой бедой. Его телефонные звонки в Ленинград подтверждали, что «тучи сгущались». Ректор был недоволен долгим отсутствием секретаря комсомола. К тому же вскоре должны были начаться занятия.